Empty place: Maria Dmitrieva

Что такое «пустое место»? Речь не сулит здесь ничего хорошего: на пустом месте можно поскользнуться, поссориться, потерять голову. Психоанализ объясняет пустое место как источник страха: мужского - кастрации, женского – бесплодия и утраты любви. Фрейд, определивший, следуя Ницше, женское-как-пустое par excellence, в данном случае близок и народному ругательному образу «прорвы», и профессиональному языку собачников. «Пустовкой» называется «сука без щенят в урочное время». Вопрос как сделать урочное время непустым и пресуществить, то есть сущностно преобразить, наделить творческой силой пустое место?

Марья Дмитриева, выстраивая в галерее Anna Nova инсталляцию как путешествие во сне, ищет ответ на этот вопрос в себе и вокруг. История начинается с трех вертикально закрепленных пустых белых постелей, обитатели которых, проведя неспокойные часы, теперь пребывают в каком-то другом пространстве. Художница позволяет ощутить, что же было в их снах, «экранизируя» собственный: лабиринт из оледенелых березовых стволов, снег, путь скользит вокруг одних и тех же осей, обставших зимнюю поляну – месторождение метафизического света, ниоткуда исходящего. Образы сна как ответы на вопросы жизни полны суггестии, но темны, как прорицания. Марья Дмитриева продолжает путешествие-разгадывание-себя через зал, в котором, как во дворе, развешаны полотнища простынь с текстами, написанными от руки. Простыни набухли буграми, будто охваченные морозом; тексты автобиографичны, но похожи на те сюрреалистические потусторонние шифровки, которые Орфей в фильме Жана Кокто принимал по волнам авторадио.

Полвека назад Роберт Раушенберг выставил вертикально как картину свою постель-ассамбляж, залитую красной краской – сцену убийства, по словам очевидцев; Анджей Вайда отправил своего героя-террориста Мачека погибать от огнестрела на завешанном бельем пустыре – новейшей версии минойского лабиринта. Это время второго приступа модернизма, жесткого выяснения отношений героя с жизнью, которая его больше не держит. Его сменил курортный отдых золотого постмодерна, когда считалось, что история вот-вот закончится, больше не будет ни событий, ни героев, что реальность – коллаж наслаивающихся друг на друга происшествий, следы свободных беспорядочных связей, как постель Трэйси Эмин. Розалинда Краусс, знаменитый историк искусства этого времени, переосмыслила с позиций постмодерной реальности опыт модернизма и предложила новое функциональное объяснение актуальной технике коллажа. По ее мнению, уже в произведениях Пикассо коллаж отнюдь не включает на полную громкость голос реального через шум газет и уличные свистки реклам; но наоборот устилает и глушит «землю» реального, делая достижение основы нереальным и саму реальность по-настоящему пустым местом.

Марья Дмитриева – художница следующего времени, когда все, столь поспешно проводившие историю, пустились в новый гон за событием, что придаст современности поворотный смысл. Коллаж множества смыслов без одного – последнего и главного - уже не чарует своим волшебством, как тридцать лет назад. Художница знает по себе эту перемену желания времени: коллаж для нее – техника практически скульптурной лепки образов и понятий. И в определенном отношении проход через коллаж – это техника форматирования себя в соприкосновении с фактурами слов, вещей, переживаний. Через тонкую поверхность коллажа можно провалиться, как сквозь наст, в рассыпчатую трясину безликого времени. Но можно, с легким дыханием, с точностью канатоходца, совершить на этой поверхности образ-танец, который сделает аморфное время идеальной запоминающейся фигурой. Именно к этому стремится Марья Дмитриева, создавшая в качестве своего первого экспозиционного произведения для филоновского конкурса «Новые проекты для галереи Anna Nova» цикл портретов друзей, тех, с кем ее связывают жизнь и творчество, - портретов-коллажей, в которых суть образа представляют говорящие фрагменты всевозможных изображений, уловленных на страницах глянцевых журналов. С первой попытки художнице удалось фантастически пересобрать глянец в незабываемые символические фигуры. Автопортрет она сложила как портрет белой королевы – из молока и снега тающих, едва различимых явлений. Следующий ход – пройти по инсталляции как по внутренним каналам воображения, расслаивая коллаж пустого места – слой за слоем, волна за волной, двигаясь к себе как к нулевому горизонту, дну, от которого можно оттолкнуться и вынырнуть на волнующуюся зыбь жизни.

Екатерина Андреева