Птичий грипп: Белла Матвеева

17 Января - 26 Февраля 2006

Проект Беллы Матвеевой «Птичий грипп» – открытое размышление на тему, что такое кэмп. Это словечко, введенное в обиход умницей Сьюзен Зонтаг в шестидесятые годы прошлого века вместо скомпрометировавшего себя понятия салон, в жаргоне художественной критики очерчивает не то чтобы четко, но довольно резко, границы современного эстетства.

 

Кэмп – это увлечение прерафаэлитами, Бердсли, ар деко, Тамарой де Лемпицка, фильмом «Строгий юноша», декоративностью, эротикой, звездами немого кино, Гретой Гарбо и Марлен Дитрих, романом "Наоборот" Гюисманса и живописью болонского академизма. Кэмп – это китч, прошедший горнило декаданса и хорошо знакомый с пресловутым языком модернизма, и его отличие от эстетики классического салона в том, что они как бы иронизируют над тем, что его восхищает, и в тоже время иронизируют над иронией, к которой приходится прибегать, чтобы вас не поймали на восхищении тем, над чем принято иронизировать всем приличным людям, претендующим на обладание так называемым "хорошим вкусом". Хороший же вкус всего лишь условность, принятая тем или иным кругом для удобства общения в определенный отрезок времени, и ничего больше, как пустое словосочетание.

 

Кэмп не только ироничен, но и печален. Понимая всю уморительную нелепость башни из слоновой кости, воздвигнутой в центре мегаполиса, - а кэмп, безусловно, порождение культуры больших городов, - он вполне осознает свою искусственность. Кэмп знает, что его слоновая кость фальшива, и его любовь к красивости уязвима, - она не более чем покров пустоты, и, постукав костяшками пальцев по стенке башни, вы услышите мертвенный гул одиночества и обреченности. Ну и что? Кэмп – это героизм современного противопоставления общепринятому стандарту, а ведь общепринятым стандартом давно уже стали бесконечные ярмарки, торгующие радикализмом и актуальностью оптом и в розницу, и трескучей терминологией пытающие скрыть еще большую пустоту.

 

Сегодняшний салон – это спекуляции видеоарта на социальную тематику. Белла Матвеева – большой мастер кэмпа. Ей нравится долго, томительно и трудоемко выписывать детали пестрого фона для беззащитно раскинувшихся обнаженных тел, так трогательно умоляющих о внимании к их красивости, наивной и смешной. Одно из главных качеств ее живописи - нежная кропотливость, легко лепечущая о роскоши выдуманного Золотого века. В ее моделях и картинах есть трогательность пестрых птичек, беззащитно чирикающих о невинной двусмысленности.

 

Но вдруг, сейчас, когда мечты бесцельны как воспоминанья, и мир похож на свалку нечистых и некрасивых вещей, на безбрежное пространство, похожее на все пейзажи после битвы, вместе взятые, щебет этих птичек указывает на внутреннюю опасность. О, эта свалка модернизма! Дриппинг Джексона Поллока и прожженная фанера Ива Кляйна, липстик Ольденбурга и уорхоловская банка из-под супа, дюшановское велосипедное колесо, лампочки Джеффа Уолла, безголовые куклы Синди Шерман, веревки Евы Хессе и туалеты Кабакова. Среди всего этого, стараясь придать ослабленному голосу весь дикий романтизм полночных рек, все удальство, любовь и безнадежность, птичий щебет Беллы Матвеевой звучит и как угроза, и как спасенье, как гипноз последнего свиданья со смешным, ненужным и старомодным чистым искусством.


Аркадий Ипполитов, куратор выставки