Цепь связей: Наталья Краевская

21 Мая - 12 Июня 2010

На фоне российского современного искусства Наталья Краевская стоит особняком. Мало найдется художников, которые годами настолько последовательно разрабатывали бы одну-единственную тему.

 

 Китч – благодатная почва не столько для художника, сколько для исследователя общественного вкуса. Того вкуса, который принято называть дурным – но который, в отличие от «хорошего вкуса», и более универсален, и более показателен. Розочки, котики, портреты кинозвезд и розовые стразы – одна из немногих вещей (если вообще не единственная вещь), которые объединяют самые разнородные культуры и исторические периоды. Меняются власти, рушатся и вновь возникают империи, радикальные перемены происходят в высоком искусстве – а цветочки и котята остаются и пользуются неизменной народной любовью. Этот эстетический слой, простирающийся от вышитых рюшечек до неисчислимых и неотличимых друг от друга идолов MTV – константа, объединяющая времена и народы.

 

Наталья Краевская не зря назвала свой новый проект «Цепь связей». В отличие от предыдущих своих выставок, материалом для которых служили приметы нашего времени – поп-идолы вроде Майкла Джексона и Бритни Спирс, современные китайские поделки из пластмассы и дешевых стразов, медийные образы из глянцевых журналов-однодневок – в «Цепи связей» она принимает на себя роль историка, археолога китча. В ее работах символы массовой эстетики советских времен – шишкинские мишки, васнецовская Аленушка, Есенин с трубкой, старая стиральная доска и чеканный «писающий мальчик» в качестве таблички на двери туалета – соседствуют со своими современными аналогами. Краевской удается отследить связь очень разных и непримиримых эпох. Сменилось всё: государственный строй, идеология, бытовой уклад – а вот картинки, пользующиеся народной любовью, пусть и поменяли своих героев, но по сути прекрасно укладываются в единую эстетику. Котики, улыбающиеся младенцы и красотки в бикини оказались гораздо более непобедимы, чем большие нарративы истории. Взаимосвязь между собой, например, чисто выбритых аполлонов-моделей из журнала «Вяжем сами» позднесоветского времени и нынешних секс-символов от D&G – по-настоящему интересный предмет исторического исследования, которое предпринимает Краевская в своих работах. Еще более интересна взаимосвязь базовых эстетических установок массовой культуры, выраженных в народной любви к китчу, и их устойчивость к любым историческим переменам.

 

Такой упор на слово «любовь» здесь не случаен. Наоборот, это, пожалуй, ключевое слово в рассуждении о культуре китча. Мишки и котики, Бритни Спирс и Кока-Кола своим повсеместным присутствием в массовом бессознательном от дневников девочек-подростков до рекламы обязаны имено любви к ним – той, что «не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего», короче, не рассуждает. Ей просто нравится ее объект, и она не готова и не считает нужным обосновывать это «нравится». В этом одна из истин китча. Любители котиков и полунагих красоток не обосновывают свои пристрастия ничем, кроме «Ну это же так мило!» Но и Краевская была бы просто сухим исследователем, если бы в ее работах не сквозила откровенная любовь к своему материалу. Эта розовая пошлятина с висюльками ей откровенно нравится, у нее есть уникальный вкус к китчу, это отношение ярчайшим образом выражено в ее работах, и этим отношением она способна заразить даже самых высокоинтеллектуальных снобов. В этом уникальность и ценность Натальи Краевской как художника и исследователя массовой эстетики.

 

Особая позиция Краевской в исследовании эстетики китча состоит именно в том, что она не осуждает, а, напротив, принимает и с удовольствием воспроизводит «эту ужасную безвкусицу». Художников и искусствоведов, которые исследуют масс-культуру, не переставая поддерживать безопасную критическую дистанцию к ней – пруд пруди. Художников, готовых погрузиться в материал и исследовать его изнутри – раз-два и обчелся (хотя в их перечень входят такие звезды международного масштаба, как Джеф Кунс или Пьер и Жиль). Идя дальше, Краевская предпринимает попытку исторического исследования китча, пробует проследить его развитие в разных эпохах и разных государственных устройствах. И попытка оказывается успешной: стразики и разноцветные перышки в самом деле получаются более очевидными выразителями чаяний масс, чем постановления ЦК, манифесты диссидентов или передовицы центральных газет. Краевская воспроизводит эстетические чаяния народа, многократно сгущая и умножая их – и это было бы издевательством и снобизмом, если бы было сделано без искренней любви, если бы сама художница не расписывалась в принятии каждого из своих слащавых и насквозь фальшивых образов.

 

Очень важно, что из своих работ Наталья Краевская не делает социального манифеста, не пытается встать на баррикады и что-то заявить об обществе, принимающем такую эстетику. Она – честный исследователь, не желающий выносить какой-либо приговор предмету своего исследования. Тем не менее, для желающих это сделать она предоставляет поистине бесценный материал. Но сама она как художник остается на стороне своих «подопечных», при этом не теряя критической дистанции от них – и это, наверное, самая достойная позиция, какую только можно придумать.

Анна Матвеева, куратор выставки